Д. ДИДРО

Пусть композиция будет простой и ясной. Следовательно, ни одной праздной фигуры, ни одного лишнего аксессуара. Пусть сюжет ее будет един.

 

...Художник располагает только одним мгновением, и он не имеет права объединять два мгновения, как и два действия. Только при некоторых обстоятельствах возможно, не идя вразрез с истиной и интересом, напомнить предшествующее мгновение или дать предчувствовать последующее. Внезапная катастрофа настигает человека среди его занятий: он уже в этой катастрофе, и он еще в своих занятиях. Певец, который исполняет с напряжением бравурную арию, скрипач, который мучается и волнуется, внушают мне тоску и огорчение. Я требую от певца такой непринужденности и свободы, я хочу, чтобы музыкант пробегал пальцами по струнам так легко и так уверенно, чтобы я не подозревал о трудности исполнения. Мне нужно наслаждение чистое и без усилия, и я отвернусь от художника, который мне предложит эмблему или ребус для расшифрования.

Если сцена едина, ясна, проста и связана, я охвачу целое единым взглядом; но это еще не достаточно. Нужно еще, чтобы она была разнообразна, и она будет таковой, если художник — неуклонный наблюдатель природы.

 

Момент возбуждения и момент успокоения имеют то общее, что каждый человек проявляет себя в них таким, каков он есть.

 

Пусть художник сохранит этот закон энергий и интересов: какой бы величины ни было его полотно, его композиция будет верна повсюду. Единственный контраст, который может получить одобрение вкуса, — тот который происходит из разнообразия энергий и интересов, — в ней проявится, и никакого другого не нужно.

 

Контраст надуманный, академический, идущий от школы или техники, — ложен. Это уже больше не действие, происходящее в действительности, но деланное, рассчитанное действие, разыгрывающееся на полотне. Картина уже больше не улица, храм или площадь, это — театр.

 

Можно и должно жертвовать кое-чем ради техники картины. В какой мере? Я этого не знаю. Но я не хочу, чтобы оно наносило хотя бы малейший ущерб вы разительности, эффекту сюжета. Трогай меня, удивляй меня, терзай меня; заставь меня сперва трепетать, плакать, дрожать, негодовать; удовольствие моим глазам ты доставишь после, если сумеешь.

 

Всякое действие заключает в себе несколько моментов; но я сказал уже и повторяю еще, что художнику принадлежит только один, длительность которого равна взгляду. Однако подобно тому, как на лице, на котором царила скорбь и внезапно проявляется радость, я найду переживания нынешнего момента, смешанного со следами переживания, уже уходящего, так и в моменте, который изберет художник, могут оставаться, то ли в позах то ли в характерах, то ли в действиях, пребывающие следы момента предшествующего.

 

Суть в том, что надо глубоко продумать свой сюжет. Нужно поистине хорошо заполнить свое полотно фигурами. Нужно, чтобы эти фигуры расположились там сами собой, как в натуре. Все они должны содействовать общему эффекту сильным, простым и ясным способом, иначе я скажу, как Фонтенель сонате: «Фигура, что ты от меня хочешь?».

 

Композицию делят на живописную и выразительную. Но меня мало затронет то, что художник расположил свои фигуры для самых любопытных световых эффектов, если ансамбль не говорит ничего моей душе и если его персонажи стоят, подобно посторонним друг другу лицам на каком-либо общественном гулянье или как животные у подножия горы на пейзаже.

 

Всякая выразительная композиция может быть одновременно и живописной; когда композиция насыщена всей возможной выразительностью, она будет в достаточной мере живописной, и я поздравляю художника с тем, что он не пожертвовал здравым смыслом ради наслаждения органов чувств. Если бы он поступил иначе, я бы сказал ему так же, как несущему вздор краснобаю: «Ты говоришь очень хорошо, но ты сам не знаешь, что говоришь!»

 

Есть, без сомнения, неблагодарные сюжеты, но только для посредственных художников они представляются избитыми. Для бесплодной головы все неблагодарно.

 

Хорошо продуманная главная идея должна деспотично подчинить себе все остальное. Это движущая сила машины, и, подобно силе, влекущей небесные тела и удерживающей их в орбитах, она действует обратно пропорционально расстоянию.

 

Однако твоего желания, чтобы эта фигура делала то-то, а эта то-то, еще недостаточно. Надо еще, чтобы твоя идея была правильной и последовательной и ты ее выразил так ясно, что я не ошибся бы в ее понимании, и не только я, но и другие: и те, кто смотрят ее сейчас, и те, кто будет смотреть в будущем.

 

Нет прекрасного вне единства; и нет единства без подчиненности. Кажется, что это противоречит одно другому; но это не так.

 

Каждое произведение скульптуры или живописи должно быть выражением какой-нибудь высокой идеи, должно заключать в себе поучение для зрителя; без этого оно не то.

 

Каждая композиция, достойная похвалы, неизменно находится в полном соответствии с природой; все должно быть так, чтобы я мог сказать; «Я не видел этого явления, но оно существует».

 

...Требование единства времени для художника еще более сурово, чем для поэта, так как перед ним стоит задача изобразить почти что неделимое мгновение.

 

...В описании поэта мгновения следуют одно за другим, если изобразить их все в живописи, этого хватило бы на целую галерею картин.

 

...Я сказал, что художник располагает всего лишь одним мгновением; однако это мгновение может существовать с отголоском предшествующего, с предвещаниями последующего момента.

 

...Композиция страдала бы однообразием, если бы главное действие должно было непременно находиться посредине. Можно, быть может, даже должно, отступать в сторону от центра, но сохраняя в этом умеренность.